– Но Крот…
– Молчи и слушай, я сказал! – повысил голос смотрящий. – Крот в авторитете, а ты сявка вновь прибывшая. Не тебе на Крота гавкать. Хочешь выжить – терпи, молчи и башкой думай, а не яйцами с авторитетами меряйся! Понял?
Тимур кивнул.
– Теперь вот что. Я здесь уже семь лет. Из моей партии никого не осталось. А я подыхать не собираюсь. И ты мне в этом поможешь.
– Я?
– Ты, – невозмутимо подтвердил Гросс.
– Но каким образом? – удивился Тимур.
– Найдешь способ сбежать. Каторга, она знаешь где?
– Где?
– В твоей голове, чудила. Нас здесь никто не охраняет. Мы люди свободные, а свободный человек – он все может, что захочет. Захочет -здесь останется, захочет – свалит к чертовой матери.
Тимур несколько раз открыл и закрыл рот. Поморгал глазами. Крепко зажмурился и длинно выдохнул.
– Не веришь, – понял Гросс.
– Первое, что нам рассказали здесь, – не открывая глаз, отозвался Тимур, – что сбежать невозможно. Каторга уже много лет существует, так? И ни одного случая побега не было.
– Было, – веско бросил Гросс, и Тимур сразу заткнулся. – Попыток было много, в основном неудачные. Грузовой пространник, он ведь только неорганику пропускает, поэтому и охраны возле него никакой.
– Откуда вы знаете? Никто же не видел, что с теми, кто в тоннель ушел, случается. Вдруг они давно на солнышке греются? А вы… мы, трусы легковерные, лед для проклятых снеговиков колем.
– Тех, кто бежать через пространник пробовал, размазывало по вагонетке тонким слоем. Кто на той стороне лед принимает, тоже не дураки. Кишки да кровищу так в вагонетке и оставляли. Мол, глядите, чего с вами будет, если бежать вздумаете. Страшная это смерть, журналист. Хуже чем замерзнуть или от зубов снегожорки сдохнуть. Никому такого не пожелаешь.
– А теперь объясните мне, уважаемый Гросс, с какого… почему вы решили, что я смогу это сделать?!
Он открыл глаза и уставился прямо в бесстрастное лицо смотрящего. Слышал бы меня сейчас Слон, мимоходом подумал Тимур, окочурился бы от ужаса. Нельзя так разговаривать с "самым главным отморозком"! Да плевать я хотел на все эти игрища! Ну, кивнет он сейчас своим прихлебателям Джокеру и Лаки, ну, грохнут меня и на мясо пустят. И что? Страшно мне? Тимур прислушался к себе и честно ответил: страшно. Но не очень. Этот интриган доморощенный сколько лет тут корячится, надо же ему себя как-то развлекать. А мне, по-любому, четвертый путь выпадает – больше чем на полмесяца таблеток не хватит. Закончатся, и кирдык. Так что могу говорить, что хочу, и точка!
– Потому что был один, которому удалось сбежать, – отрезал Гросс. – Так что слушай сюда, журналист. Чтобы не сдохнуть через месяц, ты должен стать отморозком. Снегожорку завалить у тебя кишка тонка, так что ищи сосульку. Когда я буду знать, что ты выживешь, тогда дальше будем разговаривать. А пока в наказание отработаешь еще полсмены.
– Э… – начал было Тимур.
Но едва заметный кивок смотрящего послужил командой помощникам – к Тимуру подскочили с двух сторон, оттеснили.
– Прошу извинить, Гросс-сенсей отдыхать будет, – бесстрастно произнес Джокер.
– Вали в забой, снегожоркина отрыжка, пока дубиной под ребра не получил! – оскалился чернокожий верзила Лаки.
– Уже ушел, – мирно сказал вовремя поумневший Тимур.
3
Ночью "весенний" пронизывающий ветер усилился настолько, что на путь от забоя до барака Тимуру потребовалось едва ли не в два раза больше времени, чем обычно. Шквальный ветер бил его в спину как таран. Если бы не спасительная веревка, проложенная между бараками и забоем, Тимур давно бы сбился с пути и замерз где-нибудь в сугробе. Разглядеть что-либо дальше вытянутой руки было невозможно. Мутный свет налобного фонаря выхватывал бешено крутящуюся ледяную крупу и тут же рассеивался, не в силах бороться со стихией.
Ввалившись в барак, Тимур долго не мог стащить спецуху. Устав бороться с непослушными пальцами, рухнул неподвижным кулем у стены рядом со своим отсеком. Ледяная корка, покрывавшая одежду, начала быстро таять в тепле. Дежурный по бараку, тщедушный мальчишка с опухшими глазами, из студней, посмотрел на него с укоризной, но ничего не сказал. Молча вытер лужу, а потом притащил нетронутый, хоть и слегка подсохший, брикет фуду.
– Велено было передать, – сказал он, пожирая голодными глазами пайку. – За сверхурочные.
Тимур отщипнул кусочек. Мальчишка схватил чуть ли не на лету. Проглотил не жуя, облизнул обветренные потрескавшиеся губы. Кинулся стаскивать с Ларина сапоги в надежде на еще один кусок. Это было совсем уж как-то мерзко, и Тимур шугнул его.
Из норы высунулся разбуженный Слон. Увидел фуду и давай выспрашивать, куда это Жмур намылился посреди ночи. И со жратвой. Ух ты! Уж не к бабам ли?
– М-м-м, – промычал Тимур. Во рту сухая фуду превратилась в жвачку, сковывающую челюсти и липнущую к зубам. Слон понял все по-своему. Вытащил откуда-то полпайки и протянул напарнику. Это он с ужина припрятал, а раз теперь у Жмура почти целая пайка есть, так вполне хватит вдвоем сбегать. К бабам-то во как нужно! Слон для убедительности рубанул себе по шее. И Жмур свою пришибленную тоже повидает.
В отличие от напарника, Тимур вовсе не изнывал без женского общества – сил на плотские утехи не оставалось совершенно, до барака бы доползти. Но вообще-то Слон прав, подумал Тимур, с сожалением отрываясь от еды. Когда еще такой случай представится? Работая под Кротом, он сможет позволить себе оплатить услуги "баб" не раньше чем через пару недель, а то и месяц. Что за это время станется с девчонкой? "Будет ли вообще к кому идти? К ней ли? – издевательски спросил внутренний голос. – Или к пустой оболочке, которая останется после того, как ее телом попользуется десяток-другой каторжников?". Заткнись, рявкнул на него Тимур. "Ну вот еще, – расхохотался ехидный внутренний собеседник. – Чего это мне затыкаться? Так о чем я?… Ах, да. Ладно, старик, допустим, ты действительно придешь к ней. И даже обнаружишь трепетное существо в целости и сохранности – включая психическое состояние, заметь! И что дальше? Используешь по назначению – а что, оплачено же, не пропадать же добру, заработанному тяжелым трудом – и вернешься в свой барак? До следующей встречи? Ах-ах, как романтично… Любой сценарист голосериала рыдает от зависти над таким сюжетом".
От таких мыслей, от мерзкого голоса, чья правота разъедала душу, точно серная кислота, он сам себе становился противен. Как после общения с тем пацаном-студнем, который за фуду готов был бы ему пятки лизать.
Тимур вспомнил разговор с Гроссом. Два пути, говоришь? А вот хрен тебе, смотрящий, подумал Тимур и встал.
– Пошли к бабам, Слон.
– В первый раз у нас? Какую девушку желаете? – с привычным равнодушием спросила бесцветная пожилая женщина. – Помоложе, постарше. С формами, стройненькую. Блондиночку, брюнеточку, рыженькую.
Стоявший рядом Слон шумно сглотнул, плотоядно пожирая глазами представленный ассортимент. Он хотел сразу всех, но оплатить мог лишь одну, и поэтому боялся прогадать.
– Мне нужна Рада. Рада Алинтас, – сказал Тимур.
Пожилая женщина смотрела непонимающе. Строгое лицо и гладко зачесанные волосы, собранные в пучок на макушке, придавали ей сходство со старой учительницей. Она кивнула на девушек, переминавшихся с ноги на ногу за ее спиной.
– Свободны только эти.
– Мне нужна другая. Такая… С глазами, – Тимур старательно вытаращился и поводил руками над своим затылком. – Бритая.
Черт, как же им объяснить?! Две из пяти тоже были бритые. И все пятеро – с глазами. Он в тысячный раз пожалел, что лишен таких привычных, необходимых вещей – напульсника, Внешки… Сейчас бы скинул этой "училке" фотку, и вопрос был бы исчерпан! Все-таки настоящее издевательство это не бессмысленная добыча льда, не холод и не тошнотворная фуду каждый день. Ограничение свободы – вот что убивает мыслящее существо! Отнять у современного человека средства коммуникации – это похоже на бесчеловечные эксперименты, проводимые в дикие времена безумными учеными! Тимур когда-то, готовя серию материалов по современной психологии, изучил этот вопрос и пришел в ужас – чего только не вытворяли наши предки!
Хозяйка женского блока нахмурилась. Тимур понял, что уже довольно долго молчит, углубившись в размышления. Надо собраться с мыслями и попытаться объяснить ей. Он открыл рот, но женщина опередила его.
– Из последней партии?
Тимур закивал как китайский болванчик.
– Да-да! Я хотел бы…
– Она не работает, – отрезала хозяйка.
– Но…
Тимур растерялся, начал бормотать какую-то чушь:
– Что значит – не работает? Разве можно не работать на каторге?
– Выбирай из этих, – женщина хмуро махнула рукой на истомившихся "красоток". – Те две тоже новенькие.
Тимур машинально скользнул взглядом по бледным лицам. М-да… Стандартные робы, надеваемые мужчинами под спецухи, были меньше всего предназначены для украшения женского тела. Однако эти несчастные искренне пытались сделать из них нечто, похожее на "наряд". Выглядело жалко. Сквозь вырезы причудливой формы просвечивали костлявые тела, – толстых людей на каторге не водилось – нашитые в качестве украшений кусочки шкур снегожорок давно засалились и скрутились в неопрятные трубочки…
